Информационным поводом для разговора на такую болезненную тему послужило решение суда, отправившее в СИЗ трех обвиняемых в изнасиловании матери двух малолетних детей Калии Арабековой. Дело громкое, резонансное, неоднозначное, мнений вокруг него много, споров в социальных сетях – еще больше.
Сама история выглядит невероятной и запутанной. Сначала поговорим о том, что говорит жертва. Калия, работавшая до трагедии в туберкулезной больнице, рассказывает, что 30 декабря 2013 года ей позвонил судебный исполнитель, занимавшийся ее делом об алиментах, и сообщил хорошую новость: деньги на ребенка от бывшего мужа у него. Женщина охотно вышла к знакомому человеку, однако он был в машине с еще двумя мужчинами, своими коллегами.
Калия настаивает, что сесть в машину ее еле уговорили, затем привезли в жилище одного из судоисполнителей, силой завели в помещение. Потом начался кошмар, который мы не будем описывать, воображение благодаря криминальным ток-шоу у читателей развито прекрасно. Калия провела в жилище насильника около 9 часов, потом, когда от издевательств у нее началась рвота, ее вытолкали в подвал дома и бросили вслед рваную одежду. Она с трудом добралась до дома, а через некоторое время отправилась в прокуратуру (в милицию не пошла, потому что видела в квартире милицейскую форму), убедила следователя (несмотря на дату – 31 декабря) направить ее на экспертизу. Уголовное дело было возбуждено. Но мытарства Калии, по ее словам, на этом только начались…
Дарика Асилбекова, директор одного из кризисных центров на юге нашей страны, рассказывает журналистам: «Жертвы изнасилований не просто так не идут в милицию. Еще неизвестно, какой ад хуже – само преступление или дознание. Когда проверки, бесконечные вопросы, экспертизы, очные ставки растравляют и без того униженную, растоптанную женщину. Но этого мало. Ни для кого не секрет, что нередко на местах милиция либо не хочет иметь «висяк», нераскрытое преступление, и уничтожает улики, либо делает деньги на жертве и преступнике. Например, жертва сексуального насилия не должна умываться в течении 2-3 дней (пока не пройдет экспертизу), а сотрудники правоохранительных органов делают все наоборот – держат их взаперти 2-3 дня, потом дают им помыться и потом сами же требуют от них доказательств, говорят им : «иди, куда хочешь и доказывай». Вдобавок, они очерняют имя пострадавших. Могут угрожать тем, что позвонят родственникам. Такие ситуации в моей практике встречались не раз. А о давлении преступника, если он найден или изначально известен, я даже не хочу ничего рассказывать».
Калия не столкнулась с милицейским беспределом и была готова безропотно пройти все очные ставки. Однако давление обвиняемых превзошло все мыслимые пределы. Избиения, повторное изнасилование, угрозы, шантаж, попытки подкупа. Самое главное, что Калия была согласна взять деньги, но обвиняемые ее обманули, дали пересчитать деньги, сняли на видео процесс, а потом отобрали деньги. После этого женщина хотела бросить, оставить свою борьбу, но следователь и работник прокураторы, якобы, потребовали свою «долю» из денег, которых у женщины не было, и тогда Калия вновь вернулась к своей версии.
«Я не знаю, что мне делать и к кому обращаться за помощью. Меня уволили с работы – из туберкулезной больницы, где я работала дезинфектором. Директор уволил меня из-за давления со стороны родственников насильников. В Таласе я жила на съемной квартире, но и оттуда меня выселили», - это жалобы Калии журналистам в тот период.
Дальше – больше. В историю втянули омбудсмена по Таласской области Арзыкан Момунтаеву, которая встала на защиту Калии, и ее семью. Родители обвиняемых организовали 200 человек односельчан, которые устроили митинг под окнами Момунтаевой, угрожали расправой, а мать одного из преступников даже напала на сына омбудсмена.
Затем, по настоянию Калии, дело стали рассматривать в Чуйской области. Примерно на этом этапе вмешались правозащитники. Психическое состояние Калии после повторного избиения и изнасилования было таким, что ее пришлось поместить на время в психиатрическую клинику – для реабилитации и предотвращения суицида. По словам юриста правозащитного движения «Бир Дуйно – Кыргызстан» Мирлана Кубатбекова, предполагаемые насильники вели себя во время судебных заседаний крайне нагло, развязно, один из них даже замахнулся на юриста возле здания суда. По нашим сведениям от коллег, имели место и угрозы журналистам, пишущим о процессе, и попытки заплатить за выгодные публикации в некоторых редакциях.
В одну из редакций в Бишкек приехала беременная (!!!) жена одного из предполагаемых насильников (да, двое из них женаты). Чтобы защитить своего мужа. По ее словам, контакт был добровольный, и мужчины «за то, что поддались соблазну, теперь будут расплачиваться всю жизнь». Такая вот за гранью понимания супружеская верность.
Именно поэтому, из-за странного поведения обвиняемых, их версия случившегося с таким трудом воспринимается. А ведь это необходимость – выслушать обе стороны конфликта. И истина, как обычно, наверняка где-то между двумя версиями.
Обвиняемые утверждают, что Калия сама позвонила и предложила отметить наступающий Новый год. Более того, долго вызванивала некую подружку, Рыскуль, в конце концов составившую компанию «отдыхающим», которая потом дала показания о том, что Калия по своему желанию осталась пить и разговаривать с мужчинами в том самом помещении. Калия настаивает, что не знает эту женщину. Далее обвиняемые говорят, что с одним из них Калия была в контакте добровольно, а затем решила вымогать деньги. А последствия – их реакция на козни жертвы.
Далее растиражированы подробные рассказы парней о том, что свидетельство о смерти отца Калии, которое вообще непонятно что делает в материалах дела – поддельное. Как мы ни силились, так и не смогли понять, какое отношение к преступлению имеет вопрос, жив ли отец Калии.
Калию называют вымогательницей со стажем и девушкой известного легкого поведения, причем, свидетелей довольно много, и проверять их на детекторе лжи никто не будет. И так все ясно. Несмотря на то, что преступникам определена мера пресечения – содержание под стражей – общественность поддерживает не Калию. Сама она пошла, не сама, диагноз общественного мнения однозначен: сама виновата.
А сейчас мы позволим себе крамольную вещь – предположить, как все было на самом деле. Возможно, Калия действительно пошла отмечать праздник добровольно. Симпатичный мужчина, еда, выпивка… Возможно, даже не была против секса – с кем-то из обвиняемых. Но случилось, мягко говоря, не совсем то, на что она рассчитывала. Алкоголь, вседозволенность помноженная на неудовлетворенность жизнью, и вот вместо милых парней – обезумевшие звери. А дальше уже версия Калии правдива – и об угрозах, и о лже-подкупе, и о давлении. Только вот история с повторным изнасилованием какая-то уж слишком странная, хотя омбудсмен явно видела следы побоев, приехав с милицией к девушке. Еще у обвиняемых есть рассказ о некоем влиятельном человеке, который поддерживает Калию и за ее счет хочет выдавить родственников молодых людей и ослабить их влияние в районе. Версия, кстати, с виду не такая уж бредовая, но без должных доказательств ее рассматривать всерьез нельзя, а доказательств у обвиняемых нет. В любом случае, разве если девушка сама вошла в квартиру, изнасилование и избиение перестают быть преступлениями? Юридически – нет. В глазах общественности – да. Увы.
Получается, что от обычного, зачастую не попадающего в криминальные хроники быта кыргызской глубинки история отличается только тем, что попала на страницы газет и обросла, как лавина, шокирующими поступками всех действующих лиц. В общем, история, не стань она достоянием гласности, могла оказаться такой, каких тысячи происходит в стране.
Анару С. из Оша изнасиловал парень, с которым она встречалась. А потом предложил своим друзьям. Из-за психологической травмы девушка выпила уксус и осталась на всю жизнь инвалидом – ей ампутировали руку.
Каныкей Б. из Нарынской области избил и изнасиловал знакомый. Женщине удалили правый глаз. У нее двухлетний ребенок, которого на время лечения матери даже не с кем было оставить.
Батму Д. из Таласа изувечил сосед. Вместе распивали спиртное, потом случилось непоправимое. Множественные ожоги и переломы конечностей – таков диагноз врачей. Это все – строчки медицинских отчетов. В милицию жертвы не обращались.
Да и с чем? Общество однозначно осудит жертву – сама виновата, зачем пошла с мужчиной пить/говорить/стоять/сидеть, зачем надела короткую юбку, для чего накрасилась и так далее. Причем, самые ярые обвинительницы женщин – женщины же. Те, которые потом, столкнувшись с точно такой же проблемой в своей жизни или жизни дочерей, пьют уксус, вешаются, обивают пороги инстанций – кто что сможет. Но ничего не меняется. Никакой поддержки жертве не видать. Позор тоже достается жертве, а не преступнику. За что расплачивается жертва – за покореженные традиции, в которых осуждение сохранилось, а поддержка и защита женщины исчезла. Где она потерялась – в пелене веков, калейдоскопе социальных формаций, лиц у власти, информационных потоков, лет? За что платит истерзанная женщина – за похоть и расторможенность преступника? За спокойствие соседей, которым так проще? Никаких ответов никто не ждет.
Кризисный психолог Светлана Панина комментирует ситуацию в целом:
-
Очень
малое количество жертв обращаются за помощью в милицию. То количество
унизительных опросов и процедур, которое необходимо пройти жертве иногда
становится чуть ли не более травмирующим фактором для жертвы, чем само насилие.
Жертвы очень боятся огласки, поскольку в нашем социуме принато присоединяться к
насильнику и обвинять жертву в поведении, провоцирующем насильников. Особенно
если жертва - привлекательная девушка. Только очень серьезные увечья могут
«оправдать» жертву. Все это заставляет жертв насилия в нашей стране скрывать
то, что с ними произошло.
Однако те, кто обращается в кризисные центры, иногда принимают решение наказать
насильника. Конечно, торжество справедливости значительно улучшило бы состояние
жертвы. Увы, до этого торжества еще надо дожить и пройти все круги ада со
снятиями побоев, судебной экспертизой, дачей показаний, очными ставками... В
это время основная поддержка жертвы должна идти со стороны родственников,
хороших друзей и специально обученных сотрудников кризисных центров. С
поддержкой любящих и преданных людей рана от насилия зарастает гораздо быстрее.
Увы, часто жертвы насилия как раз и характеризуются отсутствием такого
окружения, причем с детства.
Установление и поддержка социальных контактов, желание учиться строить близкие
отношения - вот своеобразная «вакцина от насилия» во взрослом возрасте. Тогда
даже если оно вдруг по воле злого рока и случится, это будет из разряда «большая
жизненная неприятность», а не «трагедия, перечеркнувшая всю последующую жизнь»».
Дарика Асилбекова видит рецепт, по которому каждый из нас может действовать: «Насилию в основном подвергаются девушки из малообеспеченных семей или дети инвалидов. Их никто не услышит, никто не защитит, а сами не могут постоять за себя. Этим пользуются насильники. Журналисты, учителя, врачи, все образованные граждане должны вести разъяснительные работы среди уязвимых слоев населения. Чем меньше будет безнаказанных преступников, тем меньше будет преступлений». Выходит, что больше ничего и не остается.
Подготовила Светлана Бегунова